Если ты меня не покинешь…

[Crystal-chamber]

Наконец дошли руки поправить и выложить сказку, которую я писала на  orig-revers по арту замечательной  Karego:

Немножко ужасов, немножко романтики, немножко шшщупальцев))
И очередная моя попытка впихнуть невпихуемое в малую форму, потому что лень писать текст в двадцать страниц... ых.

- И сказала Лейне: «Если ты меня не покинешь, то и я тебя не оставлю», и ответил ей Ильен: «Никогда!». Тогда Лейне обернулась раскидистым густолистным деревом, а Ильен укрылся в ее ветвях. Так они обманули погоню и спаслись. И мы тоже спасемся, обещаю, - Дервин осторожно провел по молочно-белым волосам Ильена. Тот, не открывая глаз, кивнул – то ли словам Дервина, то ли каким-то своим мыслям.
- Есть хочешь?
Ильен помотал головой и подтянул колени ближе к подбородку. В несоразмерно больших – с Дервинова плеча – плетеной рубахе и юбке-фута он выглядел еще меньше и беззащитнее. Вздохнув, Дервин лег рядом. Стоило поспать хотя бы несколько часов, и уже потом идти дальше. Вновь наугад, рассчитывая, что им повезет.
Почти три недели… Дервину редко когда приходилось находиться в Пещере так долго, да и то в былые разы его вел охотничий азарт. Один из лучших Искателей, он гордился своим безупречным чутьем, и теперь оно ему отказало. Или все дело было в Ильене?.. Дервин отогнал от себя неуместные мысли. Он не собирался оставлять мальчика на растерзание хозяевам Пещеры, что бы по этому поводу ни думали те, кто привел его сюда. Кто они были, выяснить так и не удалось. Ильен, немой не то с рождения, не то заботами неизвестных жертвоприносителей, Дервина слышал и понимал, но на расспросы только мотал головой. Собственно, как его звали на самом деле, Дервин тоже не знал, а имя дал в честь сказочного Ильена-Найденыша, чтобы звать хоть как-то и отчасти в надежде, что вымышленный герой поделится с мальчиком своей счастливой судьбой. Жаль, сам он, в отличие от Лейне, далеко не могущественный шаман, и не может ни облик сменить, ни хотя бы вывести к выходу. Хорошо хоть в воде и пище недостатка нет – ламма, «пещерные яблоки», с успехом заменяли то и другое. Дервин привык считать себя одиночкой, привык к опасностям и трудностям длительных переходов и обыкновенно тяготился обществом себе подобных… кто бы мог подумать, что он так же легко и просто привыкнет заботиться о чужой жизни?

Вероятно, это был один из Ловчих гротов. Дервин видел такие дважды: первый раз – семь лет назад, еще будучи учеником, второй – недавно, когда нашел Ильена. Повторять опыт в третий раз не было никакого желания, но натужное гудение сзади давало понять, что харфа не собираются упускать добычу. Проклятие, он и понятия не имел, что эта пакость способна забраться так глубоко, думал, что дальше верхнего яруса им не проникнуть! Дервин замер на мгновение у входа, задумавшись, что хуже: участь живой колыбели для личинок харфа или возможная встреча с мьюлиссами, как вдруг ощутил легкий толчок в спину. Ильен, все это время безропотно следовавший за ним, сейчас будто сбросил с себя привычное уже Дервину оцепенение.
Он бережно отодвинул тускло светящиеся в зеленоватой полутьме Пещеры гифы и протиснулся в узкий проход, поманив за собой Дервина. За их спинами гифы вновь повисли спутанными лианами. Пронзительный писк, раздавшийся в следующий момент, заставил Дервина прижать ладони к ушам. Обернувшись, он увидел то, на что и не надеялся: мерзкий мохнатый копошащийся клубок в объятиях буро-зеленых «лиан», разом утративших обманчивое спокойствие. Так, одной опасности избежали… самое время подумать о второй.
Здесь было светлее, чем в проходе: гифы светились ярче, да и было их гораздо больше – белых, бледно-зеленых, бурых. Они напоминали сплетающиеся ветви и изгибающиеся корни, порой свивались в подобия древесных стволов… вот только Дервин очень хорошо знал, что к наземным растениям эти «деревья», «ветви» и «корни» не имеют никакого отношения. Он ступал мягко, стараясь выбирать самые тусклые и темные, одеревеневшие гифы, понимая, что вряд ли это особенно поможет. Перед глазами вновь и вновь вставал уродливый кокон, опутавший хрупкое обнаженное тело, тонкие щупики, проникающие под бледную кожу…
Очередной «корень» вывернулся из-под ноги, обхватил щиколотку, дернул в сторону. Дервин рванулся, но гифы подхватили его, оплетая предплечья, голени, торс, шею, притягивая к ближайшему «стволу». До соседнего «дерева» было всего ничего – как раз чтобы рассмотреть во всех подробностях распятого на нем Ильена. Дервин застонал от отчаяния, с беспощадной ясностью понимая, что все было зря. Мьюлиссы не собирались так легко расставаться со своей жертвой, еще и непокорного Искателя заодно прихватят, чтобы не воображал о себе невесть чего, сказочник недоделанный.

На лице Ильена застыло спокойно-отстраненное выражение, будто это не ему сейчас бесцеремонно проникали под рубаху и фута извивающиеся щупальца гиф, не ему впивались под кожу их острые кончики. Смирился? Или никогда и не верил всерьез в обещания Искателя вытащить, вывести, не отдать, не оставить?
Гифы неприятно щекотали тело, ощупывая, словно примеривались, куда ловчее воткнуться. Дервин поморщился.
- Ильен.
Мальчик посмотрел на него – так же, как в первый раз, когда Дервин, ругаясь сквозь зубы, смывал с его худенького тела зеленоватую слизь, так же, как смотрел все эти харфовы три недели, принимая из его рук очередное «пещерное яблоко» или слушая дурацкие сказки про добрых шаманов и удачливых найденышей, которые Дервин рассказывал, чтобы заполнить чем-то вязкую выжидающую тишину... Доверчиво, как смотрят дети. И что ему сказать, птице-найденышу с белыми перьями, второй раз попавшему в силки? Он ведь уже знает, что с ним будет, еще и Искатель рядом висит для пущей наглядности…
- Закрой глаза, - попросил Дервин. Ильен послушно сомкнул ресницы – темные полукружья на нечеловечески бледном лице. Его фута уже развязалась и валялась где-то внизу, и Дервин в который раз ощутил болезненную жалость пополам с яростью – язык был не единственным, чего природа, либо же загадочные жрецы, приносившие человеческие жертвы мьюлиссам, лишили Ильена.
- Если ты меня не покинешь, то и я тебя не оставлю. Никогда. Помнишь?
Мальчик кивнул – насколько ему позволяла обвившая его шею гифа. Вот и все, подумал Дервин, вся любовь и вся забота, и главное, ни слова неправды он не сказал – они действительно не оставят друг друга, так и останутся висеть здесь в виде коконов, рядышком.
Тонкий упругий отросток заполз ему в рот. Дервин попытался сжать зубы, но другие гифы впились в щеки, оттянули челюсть, а потом его язык словно опутали паутиной. Когда извивающиеся щупики стиснули его естество, Дервина прошило судорогой – не от боли, ее почти не было, и уж никак не от удовольствия. Щупальца-гифы напоминали песчаных червей, липких и холодных, с острыми головками, позволяющими буравить ходы как в песке, так и в человеческой плоти. Внутри тоже были черви, они проникали все глубже, изредка тыкаясь в стороны, и Дервину казалось, что эта пытка будет длиться вечно... или до тех пор, пока мьюлиссам не надоест его изучать, и они не начнут жрать его изнутри.
Внезапно все закончилось. Гифы замерли, прекратив свою исследовательскую деятельность, а затем потянулись прочь, выскальзывая, разжимая, отпуская. Остались кольца на запястьях и щиколотках, но и те уже не давили, лишь удерживали в вертикальном положении. Разлепив веки, Дервин увидел слабо шевелящийся буро-зеленый кокон – то, что совсем недавно было Ильеном. Сердце дернуло тоскливым мучительным ужасом, а затем кокон опал, и Ильен – живой и невредимый – соскользнул вниз, придерживаясь за одну из «ветвей». Последние зеленоватые нити торопились вынырнуть из его тела. Нормального, здорового юношеского тела, со всем, что полагается. Дервин хотел что-то сказать, и тут понял, что они больше не одни.
Больше всего они походили на бледные мучнистые «яблоки» ламма – если, конечно, те раздуть до размера в три человеческих головы и снабдить подобием лица – плоского, широкого, с черными провалами глаз без зрачка. Мьюлиссы, хозяева Пещеры. Один висел уже почти над ними, остальные только подтягивались – Дервин заворожено следил, как огромные комки плоти с невероятной скоростью скользят по паутине гиф. Ильен завязал фута, оправил рубаху и встал рядом с Дервином. Он был вновь выпачкан в слизи, на шее у него пародией на шаманские бусы висели неряшливые зеленовато-бурые нити гиф, но жест, которым он отодвинул Дервина себе за спину, мог бы принадлежать самому Белому шаману, отцу сказочной Лейне.
- Пожалуйста…
Дервин еще не успел осознать в полной мере, что Ильен может говорить, как тот поднял лицо к своду пещеры. Белые волосы взметнулись, сплетаясь кончиками с такими же белыми гифами пещерных хозяев. Лицо застыло – бледное, как «пещерное яблоко»… как мьюлиссы, замершие над головами незадачливых путников. И глаза их, темные, внимательные, бездонные, были похожи.
Они общались без слов, лишенные формы старшие и их дитя, которое один бедовый Искатель, спутав с человеческим, вынул из гнезда, не дав сформироваться до конца. По образу и подобию… Вот откуда брались загадочные Белые шаманы, Голоса Пещеры, меняющие облик… и найденыши с молочно-белыми кожей и волосами, приносящие удачу. Сказки не лгали – они просто не запомнили всего, ведь это было так давно. Люди, забыв все, кроме того, что Пещера живая, стали ее бояться, а ее хозяева… нет, не хозяева, и даже не обитатели – неотъемлемая ее часть – забыли, как говорить с людьми.
«Все изменится теперь». Дервин не услышал – почувствовал ответ Пещеры в вибрации гиф под ногами, в еле ощутимом трепете воздуха, в глубокой темноте глаз своего найденыша. Его волосы, пушистые и встопорщенные, как птичьи перья, больше не тянулись к своду, и он уже не был ни мьюлиссом, ни Белым шаманом – просто Ильеном, слушавшим по вечерам сказки о чудесных превращениях и благополучных возвращениях, о темном коварстве и отчаянной верности, о любви, жизни и человечности.
- Если ты меня не покинешь… - Ильен говорил медленно, словно пробуя слова на вкус, словно сам до конца еще не понимал, как это – говорить. – Если ты меня не покинешь, то и я тебя не оставлю.
Высоко-высоко над горами, таившими в своих недрах Пещеру, раскинулось никогда не виданное Ильеном бескрайнее синее небо. Перед мысленным взором Дервина распутывались нити петляющих коридоров, разворачивались полотном, затканным причудливой вязью гиф, уровни…
До ближайшего выхода оставалось всего несколько часов пути. Искатель положил руку на вздрогнувшие плечи новорожденного шамана, притянул ближе, обнял.
- Никогда!