Персонажи: Сунь Укун, Сюаньцзан, Черный Князь, монахи Храма Созерцания, бодхисатва Гуаньинь
Прачтокнига: в самом начале путешествия бодхисатва Гуаньинь подарила Сюаньцзану рясу. Нет, РЯСУ.
Написано по идее Mouse from Mainframe, высказанной во время очередных летних упоротых посиделок на даче. Идея навеяна 16 и 17 главами "Путешествия на Запад", в которых
Читать же!
Ряса
- Учитель, – нарушил затянувшееся молчание Сунь Укун, – вы уверены, что это – ряса?
– Да, а что тебя смущает, ученик? – рассеянно отозвался Сюаньцзан, расправляя расшитый драконами черный кожаный подол. – Ты же сам настоял на том, чтобы показать ее почтенному наставнику.
Действительно, когда монах из Храма созерцания бодхисатвы Гуаньинь начал хвастаться своими восемьюстами парчовыми рясами, Сунь Укуну очень захотелось утереть ему нос, и он сразу же вспомнил про узелок, замеченный несколько дней среди вещей учителя. Самой рясы он не видел, но не сомневался, что никаким монашеским тряпкам, будь они хоть сто раз расшиты золотом, не сравниться с подарком Гуаньинь. Однако теперь Сунь Укуну казалось, что учитель все же был прав, и не стоило бы подарок бодхисатвы демонстрировать кому попало, да и вообще никому не стоило, пусть бы себе лежал и дальше тихонечко в узелке до самого Западного Рая.
Во-первых, Укуна смущала длина, вернее, ее отсутствие. Настолько короткую рясу ему еще не доводилось видеть не только в этом монастыре, но и вообще никогда... хотя как знать, может, у праведных монахов именно так и принято, это просто Сунь Укун пока еще плохо разбирается в буддизме? Во-вторых, прилагавшиеся к рясе браслеты и воротник наверняка были по-своему хороши, они бы замечательно контрастировали с кожей учителя, бледной и нежной, как лепестки цветущей вишни… Сунь Укун тряхнул головой: положительно, эта ряса направляла мысли куда-то совершенно не в ту сторону! Да, так вот, воротник и браслеты, богато украшенные островерхими яшмовыми конусами, вызывали ассоциации не с учителем, преклоняющим колени перед изваянием Гуаньинь, а, скорее, с похищенным демонами учителем, надежно привязанным к столбу за эти самые браслеты. Был еще пояс в том же стиле, украшенный одной-единственной нитью крупных жемчужин. Особенно крупными, с орех, были пять жемчужин на конце нити. Назначение этого украшения представлялось Укуну решительно непонятным: в самом деле, не предполагала же Гуаньинь, что учитель будет расхаживать со свисающим до колен подобием хвоста, пусть и насквозь драгоценным? Наконец, сандалии. Еще можно было закрыть глаза на то, что они были сплетены не из соломы, а из все той же черной кожи, но вот высота… Разве пристало монаху ходить в обуви на такой высокой платформе?
Короче, Сунь Укун многое бы сейчас отдал за то, чтобы взять обратно неосторожные слова, но, как говорится,
Слова летят быстрее, чем стрижи,
Их шелковою не поймаешь сетью!
– Что за несчастная судьба у меня! – наконец воскликнул наставник. Остальные монахи все еще молчали: видимо, великолепие рясы произвело на них неизгладимое впечатление.
– Почему вы так говорите, уважаемый наставник? – спросил Сюаньцзан, помогая тому подняться с колен.
– Не успел ваш почтенный ученик развернуть драгоценность, как у меня потемнело в глазах. Мои бедные глаза ничего не видят, – в подтверждении своих слов наставник пощупал край волшебной рясы. – Ее сияние ослепило меня. И все-таки, нельзя ли рассмотреть эту бесценную, совершенную вещь поближе? Если вы будете столь любезны и разрешите мне взять ее к себе в келью, то я буду созерцать ее всю ночь, а завтра утром, когда вы соберетесь в путь, верну вам.
– Да берите на здоровье! – сказал Сунь Укун, прежде чем Сюаньцзан успел его остановить. – Только не порвите и не испачкайте в процессе… ну, пока будете любоваться.
– Что ты наделал, Укун? – сердито спросил Сюаньцзан, когда монахи, рассыпаясь в любезностях, удалились.
– Не бойтесь, учитель, ничего страшного не случится! А если и случится, я все исправлю. Вы бы лучше ложились спать и ни о чем не тревожились.
Сюаньцзану не оставалось ничего другого, как последовать совету ученика, но ему еще долго не давали уснуть мысли о том, что Сунь Укун поступил в этот раз очень легкомысленно, да и он не лучше, раз не смог его удержать, и что скажет Гуаньинь, если с ее подарком что-нибудь случится... В общем, заснул он с трудом, но зато спал так крепко, что проснулся, только когда ученик потряс его за плечо.
– Вставайте, учитель, уже утро!
Когда Сюаньцзан вышел наружу, его взору представились разрушенные, обгорелые стены; ни строений, ни пагод, ни храмов – ничего не было; однако храм, где они ночевали с учеником, был целехонек.
– Что случилось, Укун? Почему кругом пепелище?
– А, не обращайте внимания! Это здешние монахи пытались нас немножко сжечь. Вы были правы, они хотели погубить нас и завладеть вашей рясой.
– А где же ряса? – спохватился Сюаньцзан.
– Э-э-э… видите ли, учитель, пока я летал к Небесному Князю Гуанмоу за колпаком, защищающим от огня, и пока воспитывал местное население, чтобы им впредь неповадно было проделывать такие штуки с мирными путешественниками, сюда прилетел дух-волшебник по имени Черный Князь – наверное, увидел зарево пожара. Он дерзновенно схватил вашу рясу… вместе с наставником, который в ней был в этот момент. Наставника он вытряхнул из рясы, пролетая над монастырским двором – тот разбился насмерть, конечно, ну да туда ему и дорога! Об этом даже стихи сложены:
Мозги его гнилым подобны сливам,
Личинки копошатся в потрохах,
И замысел монаха дерзновенный
Был обречен на неизбежный крах!
Насчет рясы вы не переживайте, я немедленно отправлюсь на гору Черного Ветра, разыщу волшебника и объясню ему, что к чему.
– И оставишь меня с монахами, которые ночью пытались нас убить? Кстати, откуда ты так точно знаешь, кто похитил рясу?
– Так монахи мне и рассказали! – охотно отозвался Сунь Укун. – Когда пожар утих и я обнаружил, что наставник мертв, а рясы нигде нет, то страшно разозлился. Сначала я думал, что ее стащил кто-то из монахов, поэтому велел всем раздеться донага и тщательно обыскал каждого, но рясу так и не нашел. А потом настоятель, которого я как раз собирался обыскивать во второй раз, вспомнил, что совсем рядом, всего в двадцати ли отсюда, находится гора Черного Ветра, где живет волшебник, и кто-то даже вроде бы видел, как этот волшебник летал над пожарищем, держа наставника за подол рясы; о дальнейшем было несложно догадаться. Монахов вы не бойтесь, они теперь смирные и покорные, будут до моего возвращения ухаживать за вами как за отцом родным… а за конем – как за родным братом!
Тут Сунь Укун совершил прыжок в воздух, очутился на облаке и отправился на гору Черного Ветра разыскивать рясу.
У входа в пещеру Сунь Укун увидел плотно затворенные каменные ворота, а над воротами – каменную плиту с надписью, сделанной крупными иероглифами: «Пещера на горе Черного Ветра». Вращая посохом, Сунь Укун закричал:
– Открывай!
Открывать, однако, никто не торопился, и вообще из пещеры не доносилось ни звука. Ждать подолгу Сунь Укун не привык, поэтому быстренько сокрушил ворота посохом и ворвался внутрь. Теперь уже можно было сказать с уверенностью, что в пещере кто-то есть: из глубины доносилось то ли мычание, то ли ворчание, то ли кряхтение. Приблизившись к источнику звука, Сунь Укун понял, почему Черный Князь никак не проявил себя в ответ на его вопли и стук посоха: он был занят настолько, что вряд ли их слышал. Злополучная ряса явно жала ему в плечах и талии, но такие мелочи вряд ли интересовали Князя, полностью сосредоточенного на жемчужной нити, назначение которой не давало Сунь Укуну покоя. Две жемчужины были уже внутри Князя, две – снаружи, а одна как раз посередине между «снаружи» и «внутри», так что, явись сейчас к Князю даже стотысячное небесное воинство, возглавляемое Вайсраваной, наверняка он уделил бы ему не больше внимания, чем Укуну, который так и застыл у входа, растерянно сжимая в лапах посох.
– Мда, вот тебе и подарочек бодхисатвы! Ну Гуаньинь…
С одной стороны, совершенно недопустимо было позволить учителю облачиться в рясу после того, как ее осквернил этот тип. С другой стороны, Сунь Укун очень хорошо понимал, что если он явится к учителю без рясы, то дело не обойдется без сутры сжатия обруча… да и что ни говори, а любопытно было бы посмотреть на учителя в этом, с позволения сказать, наряде… Предаваясь подобным размышлениям, он не заметил, как оказался на полпути к монастырю, где оставил Сюаньцзана.
– А, Сунь Укун! Вернулся! – обрадовался, увидев его Сюаньцзан. – Ну, что с рясой?
– Знаете, учитель, насчет рясы… Я застал Черного Князя за любованием ею. Он так сосредоточенно любовался, что не заметил меня… ну и я его решил не беспокоить.
– Что ты мелешь, обезьяна?! Чтобы ты – и оставил кого-то в покое? Сознайся уж, что тот волшебник оказался сильнее и одолел тебя.
– Зачем мне врать, учитель? – обиделся Сунь Укун. – Я сказал вам чистую правду, но, раз вы не верите, придется вам прогуляться вместе со мной к горе Черного Ветра, авось это вас чему-нибудь да научит.
С этими словами Сунь Укун подхватил учителя на руки и умчался вместе с ним на облаке в сторону обители волшебника.
– Ну что, убедились? Учитель, да не плачьте вы так, ну подумаешь – ряса!
– Ряса Будды… великая драгоценность… только самый праведный из праведников достоин… – тут Сюаньцзан не выдержал и опять разрыдался.
– Так вы и есть самый праведный праведник, учитель! – тихо рассмеялся Сунь Укун. – Вы единственный, у кого эта… вещь не вызвала ни одной неприличной мысли. Даже я, признаться… а впрочем, не стоит.
– Но Гуаньинь сказала…
– Помню-помню. А тот, кто наденет эту шапочку, – Укун выразительно постучал себя пальцем по обручу на лбу, – может читать священные книги, даже не изучив их. Тоже Гуаньинь сказала, между прочим. Она вообще бодхисатва неплохая, но чувство юмора у нее, конечно, своеобразное. Я с ней насчет этой вашей рясы поговорю еще… Учитель, а теперь давайте я помогу вам сесть на коня, и мы двинемся дальше!