Когда на Острова опускаются стылые зеленоватые сумерки, а с моря приходит туман, густой и соленый, как сельдяная похлебка, все, кто не поддерживает сейчас огонь - на берегу, для припозднившихся рыбаков, или в домашнем очаге - собираются у хижины старой Воргелл, чтобы слагать песни и рассказывать истории. Руки при этом не праздны - старухи прядут козью шерсть, плетут и чинят сети, мужчины острят охотничьи гарпуны, умельцы вырезают из моржовой кости, делают амулеты из полосок кожи, шерстяных нитей и раковин - привлечь удачу в дом, охранить от бурных волн лодку, привести в сети рыбу. Над пряжей и сетями, над кованым железом и хрупкими раковинами мюссла склоняются жители Островов, вышептывая, напевая, выплетая
правильные слова.
Всему нужны правильные слова, ветру и морю, волнам и рыбе, лодкам и парусам, гарпунам и костяным ножам, сетям, пряже и амулетам, потому завтра кто-то другой останется поддерживать пламя, а оставшиеся сегодня дома или на прибрежных скалах придут сюда - говорить, слушать и петь. Песней и огнем отгоняют Ледяную Старуху подальше от жилья, сказкой откупаются от Приходящих с моря.
читать дальшеЭйвинд, что живет у старой Воргелл - не с Островов, потому, говорят, Приходящие с моря ему не страшны, а еще потому что он уже побывал у них, но каким-то чудом вернулся. Полумертвого, его нашли в выброшенной на берег лодке. Воргелл выходила его, а он в благодарность оставил ей свое настоящее имя, и теперь его никто и не помнит уже, кроме, может быть, самой Воргелл. Эйвинд не похож на смуглых синеглазых жителей Островов: кожа его светла, как выбеленная морем и солнцем рыбачья сеть, а волосы - не черные как уголь, и не седые как иней, и даже не цвета рыбьего плавника. Такого цвета бывает песок на берегу в те редкие дни, когда солнце укладывается спать прямо в море, а не в пуховую облачную постель. Тело его, узкое и хрупкое, как раковина мюссла, вовсе не годится править большой лодкой, метать гарпун или тянуть тяжелые сети. Пальцы его быстры и ловки, он плетет сети вместе с мальчишками, но сам не поймал ни единой рыбешки. Зато песни, которые он поет, не знакомы никому на Островах. Он говорит, что эти песни приносит ему ветер.
А еще Эйвинд умеет вязать призывающие ветер узлы, как не умеет даже старая Воргелл - из нескольких шерстяных нитей, бурых водорослей и собственных волос. Если распустить такой узел, поднимется ветер, но распустить его может только тот, для кого Эйвинд связал его.
У Райеля виски серебрятся, будто на них осела морская соль, а лицо его и сильные руки словно бы вырублены из скал. Наши сети пусты, - говорит Райель. - Ледяная Старуха, уйдя, смотала в кулак наши ветры и унесла под шалью в свою пещеру, и теперь паруса висят, съежившись, как наши животы. На веслах далеко не уйти, а коль и уйдешь, вернуться не сможешь. Если завтра не будет рыбы, не только мы, но наши дети останутся голодными.
Дай мне нить, - просит Эйвинд. - Нить из холстины, что пошла на парус для твоей лодки, и нить, из которой плели сеть. Завтра утром я дам тебе узел. Распусти его, как отчалишь от берега, и ветер придет в твои паруса, пригонит рыбу в твою сеть. Никто больше не будет голодный.
И приходил ветер, раздувая паруса рыбацких лодок, приходила в сети сельдь, и рыбаки возвращались с добычей.
У Венке пальцы тоньше и проворнее, чем у Эйвинда, а голос похож на звон ручейка. Глаза ее, некогда синие, сейчас черны от слез. Туман накрыл Острова, - плачет Венке. - Острова и шхеры, и проливы, и можно, выйдя из хижины за водой, не найти путь обратно. Никакой костер не одолеет тумана, а мой Грю все еще в море. Он не вернется, его лодка разобьется о скалы в тумане, волны унесут его от берега прочь. Я не боюсь Приходящих с моря, но как мне остаться без Грю?
Распусти узел, - говорит Эйвинд. - Я вплел в него твои волосы и стебель камнеломки, и нить козьей шерсти, омытую твоими слезами и морем. Поднимись на скалу, где зажигают для моряков костер, и распусти узел.
И поднявшийся ветер провел лодку Грю через проливы, мимо шхер, пригнал к берегу невредимым.
У Сондре волосы черны, как крылья морского ворона, а ладони белы как рыбья кость. Голос Сондре глубок и звучен, как неумолчная песня северного моря, в глазах у Сондре отражаются зимние звезды.
Я не могу любить тебя, - говорит Сондре спокойно и ласково. - Ты удивительный, как твои песни и сказки, ты пригож и светел лицом, но все-таки я не люблю тебя. Мое сердце и душа моя отданы Амунду, тогда как твои принадлежат ветру и морю. Тебе лишь кажется, что ты любишь меня. Горе твое велико, но очень скоро развеется.
В белые ладони Сондре ложится затейливое плетение из шерстяных нитей, бурых морских водорослей и тонкой волосяной пряди, холодные пальцы едва касаются теплых и крепких.
Распусти узел, - говорит Эйвинд. - Сам я не смогу, но у тебя получится. Распусти его, и я больше не побеспокою тебя своей любовью.
И когда пальцы Сондре дернули за концы узла, поднялся ветер, не виданный ранее на Островах. Он срывал паруса и сети, что сушились на берегу, качал лодки и рыбацкие хижины так, словно собирался унести их далеко в море, но все осталось на месте - и камни, и лодки, и люди. Только Эйвинда ветер забрал с собой, будто его и не было никогда. Куда его унесло и что с ним сталось - не знает никто и по сей день, но песни его все еще поют на Островах. А как вязать призывающие ветер узлы, никто так и не узнал.